Рассказ Коринны Претро о послевоенном СХШ (1952-1959 гг)
ㅤㅤㅤВ 1953 году умер Сталин и началась новая эпоха в стране, в мире и в моей жизни. Я поступила в Среднюю Художественную Школу (С.Х.Ш.) при Академии Художеств (не любили мы называть Академию институтом им. Репина).
ㅤㅤㅤЯ пришла в СХШ из женской школы, а попала почти в мужскую. Девчонок было 1,2,3 на класс. Да и преподаватели были в основном мужчины, что странно для советской школы вообще, а для послевоенной тем более. До этого я училась в школе, где хорошо причёсанные девочки с бантиками, в передничках и пионерских галстуках по четверо в ряд степенно ходили на переменах по коридорам и пели песню: “Сталин и Мао слушают нас”. Я была запевалой. Директриса была толстая, величественная, в пенсне, похожая на Берию. Все дети при её появлении трепетали. Ко дню смерти Ленина устраивались двухдневные траурные линейки: дети с траурными повязками стояли в почетном карауле и пели грустную песню революционеров подпольщиков: «Мы сами, родимый, закрыли орлиные очи твои».
ㅤㅤㅤИ вдруг С.Х.Ш.! Школа меня потрясла и очаровала. Здесь была полная свобода и анархия во всём: начиная от одежды учеников и кончая их поведением. Школа занимала третий этаж Академии. Было тесно. Дети, как студенты, переходили из аудитории в аудиторию. На переменах мелкота бегала друг за другом. Старшие степенно носили свои холсты с обнаженными обязательно изображением наружу. Кто-то пел итальянские арии, кто-то пел гимн СХШ на мотив “Оксфордского цирка”, кто-то кривлялся, передразнивая учителей. Было шумно и весело. Всюду валялись портфели. Их перепутывали и часто портфель уезжал в другой район города отдельно от своего хозяина. В тупике у скульптурного класса стоял дым коромыслом. Это курили старшеклассники, запросто беседуя с натурщицами, слегка прикрытыми ситцевыми халатиками. Дети были одеты, кто во что горазд. Никакой формы. Полная свобода: от серых лыжных костюмов на интернатских детях – до узких брюк, широкоплечих пиджаков, ботинок на толстой подошве и кепок-лондонок на “стилягах”- старшеклассниках. Платон Швец, презиравший современную моду, выступал в пестрой жилетке и в галстуке-бабочке в горошек, позаимствованных из костюмерной театра оперетты, где пела его матушка. Причёски были разнообразные. Волосы самой разной длины и цвета. Тон задавали интернатские: то в интернате все красились хной, то брились наголо.
ㅤㅤㅤУчителя были под стать ученикам. Много было и чудаков и неординарных личностей.
ㅤㅤㅤВ этой школе никто никого не боялся и не трепетал от страха. Алексей Петрович, директор, за глаза называемый Гвоздь (за высокий рост и худобу) и Иван Иванович, зам. директора, маленький, худенький, смуглый брюнет представляли собой классическую комическую пару. Добрейший Иван Иваныч, распекая ученика за что-то, говорил: “Отиев! Ты думаешь ты художник? Помазок ты лохматый, а не художник!!! Ты думаешь ты гений? Г…..но ты, а не гений.” Ирония судьбы! Через много лет, когда умер Иван Иванович, его мастерская досталась именно этому, «помазку лохматому», Отиеву. Два преподавателя носили фамилии Котик и Козелл. Конечно их звали Кот и Козёл. Алексей Фёдорович Булыгин преподавал живопись и носил прозвище Матисс, с ударением на первый слог, видимо так он произносил эту фамилию. Этот любитель современной живописи носил модные кудри до плеч, клетчатый пиджак, жилет, желтую рубашку, зеленые брюки и узкий галстук. Думаю что Матисс непременно написал бы с него портрет. На него всюду рисовались карикатуры, он их добродушно не замечал. Когда-то он служил во флоте, был в Америке и с удовольствием делился этими, столь экзотическими для тех времён , впечатлениями с детьми.
Историк Б. И. Калиновский произносил вместо “ладно” “вадно “, за что и прозывался Вадна. Он был строг, но справедлив и преподавал историю по краткому курсу КПСС. Когда надо было привести к примеру фамилии: Иванов, Петров, Сидоров оригинал Вадна говорил: Семечкин, Пуговкин, Подтяжкин.
ㅤㅤㅤСтрогий химик Алексей Иваныч с его любимой поговоркой: “А Мишка-то Ломоносов рыбку ловил..” то водил указкой по доске, а то и трепал ею спящих на первых партах, нерадивых учеников по головам. Он хромал и, естественно, все ученики дружно хромали, входя вслед за ним в класс.
Добродушный Фишман с голубыми глазами навыкате, слегка похожий на попугая, говорил с акцентом: “Види с класса”, “Франсия вивозит рибу ,мьясо”, ” Воть я был такой сорву голова”. Он часто показывал на уроках географические фильмы, за что ученики любили и его, и его предмет.
Незабываемый физик Павел Семеныч говаривал: “Будущие архитекторы садитесь на первые парты, а художникам физика не нужна.” На уроке про звук он играл нам на гитаре и часто удалялся за перегородку, где по слухам выпивал рюмку – другую спирта, предназначенного для опытов.
Живые, талантливые, артистичные с буйной фантазией дети были готовы на самые непредсказуемые, порой жестокие хулиганские выходки и жертвой этих выходок чаще всего становился легендарный Павел Иванович Казаков (прозвище Пан) учитель математики. Он был инвалид, вместо кисти у него была культяпка. П.И. был старый холостяк, человек со странностями, временами простодушный и доверчивый, временами вспыльчивый и гневный. Он хорошо знал свой предмет и даже получил за это орден Ленина. Чтобы сорвать урок Павлу Ивановичу задавался какой-нибудь простенький и наивный вопрос. Ну например: “П. И. покажите орден. А из чего он сделан?» и т.д. Сначала П.И. наивно отвечал, потом замечал, что урок не ведется и, обзывая хулигана, последними словами, брызгая слюной и выдвинув вперёд челюсть, бежал с угрозами за учеником по всему длинному коридору. В этом забеге побеждал сильнейший т.е. ученик, а запыхавшийся П.И. возвращался в класс, где новые юные садисты придумывали новые шутки: то приносили сухой лед и клали его в чернильницы на партах, чернила пенились и переливались через край, то жевали промокашку и плевали в потолок (это было “великое” искусство; потолки-то были высокие), то пели Казакову песню “Казаки, казаки едут- едут по Берлину наши казаки”, то ходили по партам и т.д. и т.п. Всюду рисовался профиль Пана со знаменитой выдвинутой челюстью. Все говорили между собой только, подражая Пану и голосом и манерой . В некотором роде он был культовой фигурой. Мы девочки, стыдно признаться, помалкивали, а то и смеялись над выходками мальчишек. Помню пустой коридор, вечер и одинокая коренастая фигура П.И. с сеточкой в здоровой руке, где лежали “приборы”: цилиндры, конусы и кубы. Помню ,как мне было жалко его в этот момент!! Всем, конечно, было потом совестно, но только архитекторы, бывшие ученики П.И., оказались самыми организованными. Они периодически собирали кругленькие суммы денег и помогали П.И., когда тот ушёл на пенсию.
ㅤㅤㅤБыл как-то недолго завучем по обще образовательным предметам вполне достойный человек со сливообразным, сизоватым носом. Тут же на новый год ученики украсили ёлку нарисованными сливами, а учитель перешёл в школу для умственно неполноценных детей. Видимо с ними было ему легче.
Об остальных учителях молчу. Я описала самых колоритных.
ㅤㅤㅤБыла “оттепель”. Ощущение перемен и некоторых свобод витало в воздухе. И талантливые дети это почувствовали первыми. В С.Х .Ш. в ту пору были интересны даже комсомольские собрания, которые походили на диспуты и я ходила на них, как на интереснейший спектакль. В этой школе не было никакой казёнщины. Царили довольно свободные нравы. Младшие безнаказанно срывались с уроков и изучали подвалы, чердаки и купол Академии или шли на дневной сеанс в кинотеатр «Балтика», бывший поблизости на 7ой линии. Старшие курили, были стилягами и танцевали, модные тогда танцы, буги-вуги и рок-н-ролл. Из-за малочисленности своих девочек на вечера приглашались “музыкальные” из СМШ. Не возбранялось ходить на вечера в Академию Художеств, а также пользоваться её уникальной библиотекой. Не буду здесь называть фамилию теперешней знаменитости, но выгнали его из СХШ за систематическое вырезание иллюстраций из драгоценных книг академической библиотеки. Нам платили стипендию и бесплатно выдавали необходимые материалы.
ㅤㅤㅤТалантливые дети были талантливы во всём: кто-то пел подражая бельканто, кто-то играл на фортепьяно, кто-то уморительно подражал манерам учителей. Был свой теневой театр, в котором была задействована чуть ли не половина школы. На уроках искусства, устав тушевать изображение гипсового Гомера или Люция Вера, представляли в лицах, как Пан и Вадна прилетели на луну и о чём они там беседуют. Иногда стучали по табуретки, дули в патрон от лампочки, пели, подражая Армстронгу; изображая импровизированный джаз банд. Весь этот театр прекращался, когда входил Иван Иванович и, желая пожурить ученика, произносил свою знаменитую фразу:” Ни у(в) тоне, ни у(в) цвете не увязано.”
ㅤㅤㅤРаза два в год устраивались благотворительные концерты в пользу учеников из интерната. Выступали знаменитый Николай Симонов, у нас училась его дочка Катя, Вадим Медведев и многие другие. И конечно мама Платона и Касьяна Швецов, певшая арию из оперетты с припевом: “Уж я пьяна, пьяна была…..(дальше не помню). В интернате жили, в основном, мальчики и заведовал им незабвенный Гофман. Он очень любил повторять: “Мальчики! Всё для вас. Всё для вас!…..” Половину мне – добавляли мальчики. Эти дети плохо ели, мало спали, но были самозабвенно преданы искусству: могли, например, ночью встать и рисовать только что пойманную крысу. Не все выдерживали такое напряжение и периодически кто-нибудь попадал в психушку или сбегал в Псково-Печерский монастырь за духовным окормлением.
ㅤㅤㅤОбучение искусству было серьёзное, может быть, даже слишком. Часов на живопись и рисунок выделялось много и очень часто мы возвращались домой к 7-8 часам вечера. Многим выпускникам СХШ этого обучения хватило, чтобы стать впоследствии хорошими и известными художниками.
ㅤㅤㅤВ 10 и 11 классах рисовали и писали уже обнажённую натуру. Известно, что Арефьев, один из отцов -основателей питерского андеграунда, и тоже сэхэшатик, дабы рисовать не скучные школьные постановки, а живую обнажённую натуру, лазал по банным дровяным складам, чтобы подглядеть живые сценки с обнаженными женщинами. Рисунки эти живые и непосредственные стали теперь украшением его посмертных выставок. Мы же с моей подругой Ниной, пользуясь преимуществами нашего пола, тоже рисовали в бане. Голые с альбомчиками в руках, одна худая и длинная, другая коренастенькая, мы выглядели, конечно, уморительно. Никто нам не препятствовал, но наброски наши канули в Лету. Хотя делала я наброски хорошо. Я вообще была бегуном на короткие дистанции. Помню как на практике Леонид Сергеевич Шолохов дал нам задание нарисовать пейзаж за 15 минут. Я справилась с задачей и она мне понравилась. Может быть именно поэтому в последних классах я стала писать акварелью, готовясь к поступлению на графический факультет, где за счёт часов академической живописи давались самые разнообразные знания по графическим техникам, где работали над оформлением книги, где мыслили сериями картин на какую-либо тему, а не одной большой картиной. Я никогда не пожалела о моём выборе.
ㅤㅤㅤВ одно время со мной в С.Х.Ш. учились: Ковенчук и Кошельков, Власов и Сколозубов, Валерий Траугот и Ковалёв, Тюленев и Аршакуни, Паршиков и Кочергин, Устюгов и Олег Григорьев, Задорин и Анатолий Громов и многие другие известные в Петербурге и России художники. В том числе, прославившиеся за рубежом Михаил Шемякин, мой одноклассник, Александр Ней (Нежданов) и Эдуард Зеленин.
ㅤㅤㅤЯ вспоминаю годы обучения в С.Х.Ш., как праздник, который всегда с тобой и была очень удивлена, когда узнала, что не у всех такие радужные воспоминания: кого-то притесняли, кого-то выгоняли, кому-то почему-то было плохо.
